Leo reading Эдуарда Багрицкого

КОНТРАБАНДИСТЫ

По рыбам, по звездам
 Проносит шаланду:
Три грека в Одессу
 Везут контрабанду. 
На правом борту,
 Что над пропастью вырос:
Янаки, Ставраки,
 Папа Сатырос. 
А ветер как гикнет,
 Как мимо просвищет, 
Как двинет барашком
 Под звонкое днище, 
Чтоб гвозди звенели,
 Чтоб мачта гудела:
"Доброе дело! Хорошее дело!"
 Чтоб звезды обрызгали
Груду наживы:
 Коньяк, чулки
И презервативы...

Ай, греческий парус!
 Ай, Черное море! 
Ай, Черное море!..
 Вор на воре!
 
. . . . . . . . . . . . .

Двенадцатый час -
 Осторожное время. 
Три пограничника,
 Ветер и темень. 
Три пограничника,
 Шестеро глаз - 
Шестеро глаз
 Да моторный баркас... 
Три пограничника!
 Вор на дозоре! 
Бросьте баркас
 В басурманское море, 
Чтобы вода
 Под кормой загудела:
"Доброе дело!
 Хорошее дело!"
Чтобы по трубам,
 В ребра и винт, 
Виттовой пляской
 Двинул бензин.

Ай, звездная полночь!
 Ай, Черное море! 
Ай, Черное море!..
 Вор на воре!

. . . . . . . . . . . . .

Вот так бы и мне
 В налетающей тьме 
Усы раздувать,
 Развалясь на корме, 
Да видеть звезду
 Над бугшпритом склоненным,
Да голос ломать
 Черноморским жаргоном, 
Да слушать сквозь ветер,
 Холодный и горький, 
Мотора дозорного
 Скороговорки! 
Иль правильней, может,
 Сжимая наган, 
За вором следить,
 Уходящим в туман... 
Да ветер почуять,
 Скользящий по жилам, 
Вослед парусам,
 Что летят по светилам... 
И вдруг неожиданно
 Встретить во тьме 
Усатого грека
 На черной корме...

Так бей же по жилам,
 Кидайся в края, 
Бездомная молодость,
 Ярость моя! 
Чтоб звездами сыпалась
 Кровь человечья, 
Чтоб выстрелом рваться
 Вселенной навстречу, 
Чтоб волн запевал
 Оголтелый народ, 
Чтоб злобная песня
 Коверкала рот,-
И петь, задыхаясь,
 На страшном просторе:

"Ай, Черное море,
 Хорошее море..!"

Leo reading Александр Галич

Александр Галич

Еще раз о черте

Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.

И сказал мой черт:
- Ну, как, старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!

И ты можешь лгать, и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!

Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, - потом!

Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все -- как один!

И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь -- да!
И вместе со всеми -- нет!

И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!

Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, - потом!


И что душа? -- Прошлогодний снег!
А глядишь -- пронесет и так!
В наш атомный век, в наш каменный век,
На совесть цена пятак!

И кому оно нужно, это добро,
Если всем дорога -- в золу...
Так давай же, бери, старина, перо
И вот здесь распишись, в углу!

Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И придвинул ко мне флакон...
И я спросил его:
- Это кровь ?
- Чернила, -- ответил он...

Leo reading Уильям Шекспир

Шекспир Уильям - сонеты

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг...
Но как тебя покинуть, милый друг!

Перевод С.Маршака

***

Tired with all these, for restful death I cry,
As, to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimm'd in jollity,
And purest faith unhappily forsworn,
And guilded honour shamefully misplaced,
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgraced,
And strength by limping sway disabled,
And art made tongue-tied by authority,
And folly doctor-like controlling skill,
And simple truth miscall'd simplicity,
And captive good attending captain ill:

Tired with all these, from these would I be gone,
Save that, to die, I leave my love alone.

Leo reading Boris Pasternak

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплёкой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далёко,
Так робок первый интерес.

Но старость — это Рим, который
Взамен турусов и колёс
Не читки требует с актёра,
А полной гибели всерьёз.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлёт раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.

Leo reading HORACE

Wise, and master of himself,
Fearing not death, or chains, or lack of wealth,
Disdaining honors, firm against desire,
Within himself well-rounded and entire,
Beyond the reach of all internal pain,
Against whom even fortune strikes in vain?

Leo reading Michele De Montaigne "Of Solitude"

"...Seek no longer that the world should speak of you, but how you should speak to yourself. Retire into yourself, but first prepare how to receive yourself there; it would be madness to trust in yourself if you do not know how to govern yourself. There are ways how fail in solitude as well as in company. Until you have made yourself such that you dare not trip up in  your own presence; and until you feel both shame and respect for yourself, let true ideas be kept before your mind [Cicero], keep ever in your mind [Cato, Phocion, and Aristides], in whose presence even fools will hide their faults; make them controllers of all your intentions;if these intentions get off the track, your reverence for for those men  will set them right again. They will keep you in fair way to be content with yourself,  to borrow nothing except from yourself, to arrest your mind and fix it on definite and limited thoughts in which you will take pleasure; and, after understanding the true blessing, which we enjoy in so far as we understand them, to rest content with them, without any desire to prolong life in reputation."    

1572-74 

Баллада о прокуренном вагоне (А.Кочетков)

— Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана —
Прольется пламенной смолой.

— Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду —
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду —
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.

— Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
— За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба — я и ты.

— Но если я безвестно кану —
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
— Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.

Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.

Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!